Синдром Кандинского - Страница 40

— Ты мне нравишься все больше и больше, Антоша, — удовлетворенно сказал Николай Иванович. — Умеешь вежливо разговаривать. За это я хочу сделать тебе королевский подарок.

— Спасибо, конечно, — пожав плечами, сказал Антон. — Все, что мне нужно, у меня есть. — Антон хлопнул по кейсу и вспомнил, что совсем недавно утопил стерилизатор в болоте.

— Не отказывайся, Антоша. Тем более что ты не знаешь, от чего отказываешься. Ради нашей дружбы я отпускаю тебя с миром, Но, если не хочешь, можешь не уходить. Выпьем, закусим, пульку распишем.

— А если бы не отпустили? — усмехнувшись, спросил Антон. — Что, сами меня?..

— Ты много задаешь вопросов, Антоша, — рассмеявшись, ответил Николай Иванович. Он кивнул кому-то поверх плеча, Антон посмотрел в ту сторону и увидел, как один из загорающих поднялся и пошел в их сторону. Это был красивый молодой человек с могучей грудью атлета. Его бицепсы в окружности были никак не меньше Антоновой ляжки; шел он медленно и даже лениво, равнодушно поглядывая по сторонам, и Антон подумал, что с такой же ленцой и равнодушием этот красавчик одним ударом кулака убил бы его где-нибудь на окраине и утопил в грязном болоте.

— Да, Николай Иванович? — подойдя, спросил красавчик.

— Пошли кого-нибудь за шампанским, — ласково сказал Николай Иванович. — Видишь, не взяли, а теперь что-то захотелось. Антоша нам перебил водку.

— Хорошо, Николай Иванович. — Красавчик кивнул кому-то за деревьями и так же медленно ушел отдавать распоряжение.

— Славный ответ, — серьезно сказал Антон. На иронию у него не хватило смелости, остаться здесь он тоже не мог. Антон понял, что вести себя так же естественно, как раньше, до рассказа Николая Ивановича он не сможет. Либо сломается и, потеряв над собой контроль, начнет лебезить, либо, наоборот, бравадой и фамильярностью заставит этого человека «забрать» свой подарок, а это было форменным самоубийством. — Ну так я пойду, Николай Иванович. Спасибо за подарок, действительно королевский оказался. — Антон встал и протянул руку.

— Не хочешь, — лениво ответил Николай Иванович и, подумав, слабо пожал ему руку. — Мое предложение остается в силе. Будет желание, приходи к Вере, пульку распишем. И не надо меня бояться. Не суй нос не в свои дела, и все будет в полном порядке.

— Может, зайду, — сказал Антон. — Последний вопрос, Николай Иванович. Почему вы, человек с такими возможностями, по ночам играете в карты в каком-то клоповнике? Там и сесть-то не на что.

Взгляд Николая Ивановича потеплел, складка на переносице разгладилась, и он ответил:

— Эх, Антоша. В этом клоповнике прошла вся моя студенческая молодость. Хозяйка дома, Маруся, совсем молодой была. Я как раз тогда в первый раз женился. Глупая такая была бабенка, капризная не в меру, хотела получить все сразу и натурально не понимала, как это я — здоровый молодой мужик трачу время на учебу, вместо того чтобы создавать ей шикарную, по её понятиям, жизнь. Вот я и создавал — каждый год месяц отдыхали здесь. Привычка, Антоша. А насчет моих возможностей — у тебя что, денег нет на новые портки и тапочки?

— Есть, — ответил Антон.

— А почему же не купишь?

— Я как-то не думал об этом, — пожал плечами Антон.

— Вот и я такой же артист, деньги вроде есть, а хожу в рваных сандалиях. Ладно, ступай, Антоша, коль собрался.

— И последний вопрос, можно? — спросил Антон.

— Ты у меня что, интервью берешь? — засмеялся Николай Иванович. Давай, все равно делать нечего.

— Я же сейчас уйду… — начал Антон.

— Не продолжай, — перебил его Николай Иванович. — Я тебя, Антоша, зауважал до того, как ты к нам подошел. Я зауважал тебя, когда узнал, что ты свою машинку с марцефалем собственноручно в канале утопил. Ладно, все. Передавай привет своей Леночке.

— Иди, иди, Антон, — влез в разговор Леша. — Ты Николая Ивановича расстроишь, а нам ещё шампанское пить.

Сбитый с толу осведомленностью Николая Ивановича, Антон улыбнулся одними губами, махнул рукой и, тяжело ступая, пошел по направлению к вокзалу. "Значит, они за мной следили, — думал Антон. — Зачем? И кто такой этот Николай Иванович? Ах, ну да, живу рядом, проверяли, не засланный ли".

Разобравшись с Николаем Ивановичем, Антон снова мысленно вернулся к разговору с Леной и Стасом. Это воспоминание, словно порыв жгучего ветра, выдуло из него лихорадочный озноб. Антону сделалось душно, обида, казалось, находилась где-то в желудке и не помещалась там, давила на диафрагму, затрудняя дыхание. Он почувствовал сильную, тянущую боль. Природу этой боли Антон до конца не понимал, поскольку вызвана она была чем-то, не имеющим отношения к его живым болящим органам. Болело, как после сильного удара в солнечное сплетение, а в паху у него словно кто-то накручивал колки, на которые вместо струн наматывались нервы. Антон даже чувствовал внутри себя вибрацию натянутых струн, похожую на гудение высоковольтных проводов. Испугавшись, он попытался переключиться на другие мысли и, превозмогая слабость, пошел вперед.

Очень скоро Антон вышел на дорожку, ведущую к дому, где он снимал халупу. Когда Антон сообразил, где находится, понял, зачем сюда шел. Не отрывая взгляда от черной, покрытой ряской воды, он замедлил шаг и мысленно попытался объяснить свое появление здесь: "Там всего четыре ампулы. Сейчас они мне нужны как никогда. Нельзя лишать себя всего сразу, надо по очереди заполнять образовавшиеся пустоты. Иначе я не выдержу. Это не поражение. Это тактический маневр. Я беру передышку, чтобы постепенно справиться со всеми неприятностями".